Рита непоседливой трехлеткой вьется у мамы под ногами, когда та примеряет свадебную мантию в ателье: Элеанор необычайно хороша собой – проходящие за окном по улице мужчины то и дело замедляют шаг, цепляясь взглядом за длинные белокурые волосы и точеную фигуру. Хороша, только вот дура, каких поискать надо – влюбилась без памяти в самого обыкновенного маггла, когда тому стирали память по заданию Министерства. Они так и не обручились: Эллиот не предлагал, а она сама была и рада – британского паспорта у нее отродясь не было, а его не самую спокойную реакцию на существования магии она уже видела при первой встрече, так что о том, что она волшебница и каждое утро аппарирует на работу из тупика в конце улице, он не знал. Зато точно знал и понимал, что детей пока заводить не планирует. Поэтому, когда юная Фогель сообщила ему новость о своей неожиданной беременности, поставил ей ультиматум – или он, или ребенок. Элеанор думала неделю, потом другую. А потом одним на удивление солнечным февральским утром просто собрала свои вещи из их маленькой квартирки на окраине Лондона, в которой вечно пахло китайской забегаловкой с первого этажа, и ушла навсегда. Она вернулась в дом к своим родителям, заняла свою старую спальню и обещала, что впредь будет следовать не голосу сердца, а только лишь разума – и словно свое сдержала: в скором времени после возвращения из декретного отпуска на работу в Министерство, она начинает принимать ухаживания влюбленного в нее, кажется, еще с школы Херберта Скитера – он работает в кабинете министра, подает надежды и точно сможет обеспечить ей и ее дочери достойную жизнь. Когда спустя меньше, чем через год, он делает ей предложение, она себя убеждает, что это хорошая партия, что Рите нужен отец – и не прогадывает: Херберт принимает малышку, как свою, удочеряет ее, дает свою фамилию и безумно радуется, когда та начинает звать его «папой». Вот только любовь к мужу в сердце Элеанор ни все это, ни рождение уже общего ребенка спустя несколько лет, так и не зарождает: вся его забота, все подарки, все нежные слова начинают вызывать у нее в какой-то момент просто рвотный рефлекс. Она начинает искать утешение сначала в огневиски, а потом и в успокаивающих зельях, срываясь в одурманенном состоянии то на мужа, то на дочерей даже по всяким пустякам. В один из таких инцидентов она, разозлившись на разбросанные игрушки, называет старшую дочь не ценящей родителей полукровкой, говорит, что она жалкая, как и ее настоящий отец. Говорит, что он хотел, чтобы она от нее избавилась. Говорит, что у нее его глаза и она не может в них смотреть спокойно. Рита убирает игрушки по местам, а эту тайну глубоко в сердце.

Старая распределяющая шляпа долгие две минуты сомневается, отправлять белокурую первокурсницу со смешными косичками в башню Рейвенкло или же в подземелья Слизерина – Рита смотрит исподлобья на девочек за крайним правым столом и просит второй вариант. Она хочет быть как они: хочет носить дорогие мантии, приходиться большинству какой-нибудь четвероюродной кузиной и быть вхожей в высокородные чистокровные дома, где домовик бы наливал ей чай в жутко дорогой фарфоровый сервиз. И у нее это почти удается – она мила с ними, часто помогает с домашними заданиями по трансфигурации, в которой ей нет равных, одалживает свой запасной котел, когда кто-то забывает почистить собственный перед уроком. Вот только на четвертом курсе кто-то пускает слух, что мистер Скитер – не ее отец. Версий, кто же настоящий, несколько: одни шепчутся, что она – бастард кого-то из представителей священных двадцати восьми, другие – что ее мать забеременела от заграничного посла. Радовать и развлекать ее это перестает довольно быстро – на место этому приходит растущая тревога и кошмары, где она садится за длинный факультетский стол на завтраке и все, даже лучшая подружка Ви, от нее отсаживаются, смотрят косо и показывают пальцами. Она ночами молится Моргане, чтобы никому не пришло в голову сопоставить место работы ее матери в те годы и ее появление на свет. А потом решает тоже вооружиться тайнами: у одной девочки из своей спальни она прочитает в дневнике под подушкой, что та на летних каникулах узнала, отец изменяет матери с какой-то вейлой; другую заметит в ванной пьющей зелье для подавления аппетита; а третью увидит гуляющей в тайне ото всех в Хогсмиде с магглоржденным хаффлпаффцем. Боясь нападения, Рита нередко бьет первой – и почти всегда побеждает. Сокурсницы теперь предпочитают не задавать ей неудобных вопросов – не успевают они открыть рот, как блондинка уже надавливает на их болевую точку первая. Рита отращивает себе не броню, но шипы и точно знает, что даже под самым красивым маникюром есть грязь.

Бывшая слизеринка закатывает глаза и жалуется друзьям, что в офисе «Пророка» работают одни идиоты – пишут про тысячный рецепт праздничного пирога и не могут принести ни одной сенсации, ни одного леденящего душу скандала. Половину ее статей же отбраковывают – с одним и тем же вердиктом, что недостаточно доказательств. Ведь она никак не может объяснить, как незаметно для всех находилась на закрытом слушании в Визенгамоте, как узнала, что капитан «Холихэдских Гарпий» спит с тренером «Уимбургских Ос» или откуда у нее информация, что заместитель министра - нередкий гость в борделе, что скрывается под личиной ресторана высокой кухни в самом сердце магического квартала Лондона. Отговорка, что у нее свои источники, уже не работает – «Скитер, у тебя что, полгорода в источниках?». Блондинка злится и отмечает себе, что на этих выходных ей бы не помешало проследить за этим самым редактором, чтобы найти на него рычаги давления и тот больше не посмел с нею так разговаривать. У Риты острые ум, коготки и зубы. Но самое острое – ее перо. Именно оно наделяет ее властью, которой она бы никаким другим способом не смогла бы обладать по праву рождения. Поэтому, когда в стране начинаются беспорядки, она точно знает, как сможет влиять на историю, точно знает, что это ее шанс стать кем-то значимым — и тогда всем будет плевать на ее происхождение. Она покажет, что «четвертая власть» может быть куда сильнее первых трех.